– Почему вы так думаете? – спросила Головлева.
– Зачем им это? – Натаниэль подумал, что его резкость становится чрезмерной – по отношению к женщине, пробывшей двое суток под арестом в чужой стране. Тем не менее он продолжил: – У них есть вы. Вполне подходящая кандидатура для суда. Не считая некоторых шероховатостей, за которые, слава Богу, уцепился ваш адвокат, их версия абсолютно логична. Вы встретились со своим бывшим мужем, убили его – мотивы предполагаются в совместном прошлом. Арестованы на месте преступления. Все остальное… – он развел руками.
Заметив, что у его подопечной изменилось выражение лица после сказанного, Цвика потребовал перевести. Натаниэль перевел.
– Да, вы правы. Добавьте, что без вашего участия упомянутые вами шероховатости будут сглажены хорошим прокурором в течение пяти минут. И шансов у нее не останется вовсе.
Натаниэль перевел, на этот раз – на русский. Его уже начала раздражать роль. Головлева нахмурилась Похоже, она что-то взвешивала в уме.
– Хорошо, – наконец, сказала она. – Я согласна. Но только оставьте меня в покое. Хотя бы на сегодня. Завтра я отвечу на ваши вопросы.
– Как вам будет угодно, – сказал Натаниэль. – Я, вообще-то говоря, хотел задать всего лишь три вопроса. Лучше будет, если вы ответите на них сейчас. И я обещаю вам в ближайшее время не докучать ни своим присутствием, ни своими вопросами – без крайней необходимости. А?
Головлева неохотно согласилась. Розовски и Грузенберг снова сели.
– Закажем еще кофе? – предложил Розовски.
– Задавайте вопросы, – сказала Головлева. – Я хочу поскорее добраться домой.
– Хорошо. Вопрос первый, – сказал Натаниэль. – Почему вы разошлись с Шломо Мееровичем?
– Просто разошлись, – ответила Головлева. – Не сошлись характерами.
– А вы не могли бы ответить подробнее?
– Не могла бы.
– Н-да… – Натаниэль заглянул в чашку с остатками кофе. Сделал глоток. Поморщился, когда почти сухой черный порошок оказался на зубах. – Ваша кузина считает, что у вас с бывшим мужем был бурный роман, – сказал он. – Бурный, но краткосрочный. Я так понял, что вы к нему охладели. Это правда?
– Мирьям лучше знает некоторые стороны моего супружества, чем я сама, – Головлева недовольно передернула плечами. – Может быть, она расскажет вам и все остальное?
– Может быть. Так что же, вы к нему охладели – а он? Тоже?
– Не знаю, возможно.
– И вас действительно не интересовала его дальнейшая жизнь? Здесь, в Израиле?
– Нисколько.
– Вопрос второй. Кому вы подарили фотографию, найденную полицией в квартире Мееровича?
– Не помню.
– Но она ведь подписана?
– Просто – «С пожеланиями всего доброго, на память.» И все.
Без имени.
– А если вспомнить по дате?
– Я никогда не ставлю даты на фотографиях. Впрочем, – она заколебалась, – у меня было несколько фотографий. Одну из них я подарила Мирьям. В числе прочих. Больше не помню.
– Понятно… И третий вопрос. Скажите, вы действительно так верите в гороскопы, что готовы слепо следовать астрологическим указаниям?
– Почему бы и нет? Одни доверяют интуиции, другие – информации, третьи – логике. Почему бы мне не доверять гороскопу? Тут, по-моему, нет принципиальной разницы.
– Да, действительно, – Натаниэль вытащил из кармана газетный листок, развернул его. – Посмотрите-ка, это тот самый?
Лариса Головлева мельком взглянула в очерченный карандашом текст.
– Вы что, рылись в моих вещах?
– Нет, просто осмотрели квартиру и документы. С разрешения ваших родственников.
– Да, тот самый, – сухо ответила она, отворачиваясь.
– Скажите, а как вы сами оцениваете вот эти слова, – Натаниэль зачитал: – «Близкие люди могут нарушить эти планы. Не советуйтесь с ними и не доверяйте их обещаниям»?
– Никак не оцениваю. Между прочим, вы задали не три вопроса. Мы можем ехать? – она взглянула на адвоката.
– Да? Странно, мне казалось, что я еще и одного не задал, – сказал Розовски. – Я слышал, вы несколько дней назад повздорили с Мирьям? Из-за чего?
– Плохое настроение, – коротко ответила Головлева.
– Понятно… Еще одно. На этот раз, не вопрос, а просьба. Просветите меня, пожалуйста, – Натаниэль широко улыбнулся. – Я в астрологии не очень разбираюсь. Вот здесь, – он протянул ей лист с прогнозом, – под названием созвездия – вот это ведь название созвездия – «Водолей» – правильно?
Головлева кивнула.
– Вот. Под названием созвездия – цифры. Что они означают?
– Даты рождения.
– Даты… Понятно – те, кто родился с двадцатого декабря по двадцатое января, считаются рожденными под знаком Водолея, так?
– Так.
– В том числе и вы?
– В том числе и я.
– Интересно… – Розовски озадаченно посмотрел на женщину. – Как вы знаете, я позволил себе просмотреть ваши документы. В метрическом свидетельстве указан другой день рождения. Кажется, 6 октября. Или я что-то путаю?
– Нет, вы ничего не путаете, – Головлева холодно улыбнулась. – Восьмое января – мой настоящий день рождения. В метрику была внесена ошибочная дата. Всю жизнь думала, что надо исправить, но так и не исправила.
– Понятно. И гороскопы вас интересовали в соответствии с настоящим днем рождения?
– Естественно, – нетерпеливо ответила Головлева. – Астрология не оперирует записями из советского ЗАГСа. У вас есть еще вопросы? Или мы можем, наконец-то, ехать домой?
– Вы по-прежнему верите в гороскопы? – спросил Натаниэль.
– Почему вы спрашиваете?
– Последний прогноз вас подвел, – пояснил Натаниэль. Головлева резко поднялась со своего места.